Image may be NSFW.
Clik here to view.
В дальних холодных краях встретилась с землячкой Махин Изади. Она не была на родине более 70 лет. «Медина Эшк», так она назвала свой родной город, впрочем, так и по сей день называют Ашхабад иранцы. Мы долго беседовали с ней, соседкой, как оказалось, рядом с домом моих родителей был на улице Чехова и дом ее родителей, где она родилась. А рядом тот самый знаменитый «персидский залив», последнее напоминание о персидской истории туркменской земли…
Эта беседа выпустила на волю содержимое чувалов, о которых я уже упоминала в прошлой статье про Санкт-Петербург. В них впечатления от встреч с учеными-востоковедами, которых здесь удивительно много. Впрочем, удивляться не стоит. В городе на Неве располагалось Министерство иностранных дел России, сотрудники которого исполняли образцово государственную службу. Они были широко образованными, и потому понимали ценность редких документов, рукописей и книг, которые попадали в их руки. Старались привезти на родину, пополнить такого рода ценными приобретениями научные хранилища. А так как Россия первой устанавливала отношения со многими восточными и азиатскими странами, то большая часть рукописных и печатных сокровищ сформировала Азиатский музей, который ныне — Санкт-Петербургское отделение Института восточных рукописей Российской академии наук.
Его сотрудники весной меня пригласили… на кладбище. Почтить память основателя восточного отделения Русского императорского археологического общества барона Розена Виктора Романовича — такая их ежегодная благородная акция. Продолжение научного братства. Такие встречи с учеными — истинный подарок судьбы для меня, неисторика.
В тот памятный весенний день на некрополе я наткнулась на могилу, на которой прочла надпись «Жуковский».
— Это поэт Василий Андреевич?
-Нет, это член-корреспондент Петербургской и потом Российской академии наук.
-Тогда знаю и этого, потому, что он побывал в Закаспии, читала его работу «Древности Закаспийского края. Развалины старого Мерва».
— Именно он, Валентин Алексеевич, посетил ваши края. Жуковский ездил в Закаспий по археологической линии, однако большие результаты принесла его командировка по исследованию влияния персидской культуры. Он оставил много работ, а среди них прекрасное исследование о великом персидском мистике из Хорасана «Тайны единения с богом в подвигах старца Абу-Саида».
— Я знаю и этого мистика, — не сдавалась я перед специалистами. Это же история моей страны. — Шейх жил в Мейхена. Рассказывали мне знающие, что века назад это было довольно большое поселение с несколькими мечетями и ханака, то есть постоялыми дворами для дервишей, и еще там росло много тутовых деревьев. Тут-шелковица на улицах сохранился, но ныне это довольно рядовое село Меана в этрапе Алтын асыр без фонтанирования философскими экзерсисами, как то было в прошлом. Но и теперь издалека видно прекрасное купольное здание, построенное гениальным Мухаммадом ибн-Атсызом ас-Серахси, — выпалила я, так как сведения об этом туркменском архитекторе у меня на кончике языка со времен газетной практики, и продолжала: Его архитектурный почерк с характерными новшествами знают многие по главному его творению, по Дому для загробной жизни султана Санджара в Мерве, сохранившемуся до сих пор. В Меана же великий зодчий строил мавзолей для не менее важной личности туркменской истории — сиййида (так по современной транслитерации теперь пишется это слово) Абуль Хайра.
Не замедлил ответ другого профессионала:
— Все правильно говорите, но это мавзолей персидского мистика сиййида Махинейском. Да, его родина — селение в горах на границе Ирана и Туркменистана.
— Я читал еще в студенческие годы «Тайны единения с богом в подвигах старца Абу-Саида». — Еще один иранист поддержал коллегу, оторвавшись от чая. — Мудрейший шейх был персом до мозга костей.
Так вот, в 1890 году, — продолжил диспут собеседник, — Жуковский был командирован в Закаспийский край для изучения персидской культуры. Профессор персидской словесности подготовил научные издания трех крупных памятников раннего персидского суфизма, по преимуществу освещавших жизнь и деятельность известного шейха, как тогда его называли, Абу Саида Мейхенейского, которому традиция приписывает множество популярных в народе четверостиший.
— Ммм… А как же? Помню, что записано было в хрониках нечто иное…
И чтобы не быть голословной, вытащила припасенные к встрече выписки из хроник, что туркменские вожди, «… Чагры и Тогрул, два брата, прибыли в Мейхене, чтобы посетить шейха нашего и поклониться ему. Шейх с группой суфиев сидели в обители (мешхед); они (братья) подошли к месту, где сидел шейх, произнесли приветствие, поцеловали руку шейха и стали перед шейхом. Шейх, как было у него в обычае, некоторое время (сидел), опустив голову, затем поднял голову и сказал Чагры: «Тебе мы даем державу Хорасана», и Тогрулу: «Тебе мы даем державу Ирака». Они поблагодарили и вернулись обратно…».
Востоковеды увлеклись персидско-туркменскими изысканиями и наперебой выдавали такое, о чем не принято было вспоминать в нашей стране:
— Да, персидский шейх, действительно, дал начало возвышению Сельджуков… Они дали сражение, разбили Масуда, и царство перешло к потомкам Сельджука. Чагры-бек сел на царствование в Хорасане, а Тогрул-бек на царство в Ираке, как и предсказал великий перс.
Ученые напомнили мне также, что при дворе туркмен-сельджуков служили многие персы, и такой мудрец как Низам-ал-Мульк, этот знаменитый визирь сельджукских султанов Алп-Арслана (1063-1072) и Меликшаха (1072-1092). В течение почти 30 лет Низам-ал-Мульк был фактически правителем Сельджукского государства. Сохранен в памяти потомков факт, как однажды в молодости по пути в Мерв Низам-ал-Мульк попросил караванбаши остановиться на один день, а сам отправился в Мейхене, чтобы поклониться Абу Саиду. Пошел туда, откуда разносился аромат мудрости великого старца. И сегодня, многие паломники, оставив на трассе машину — свой караван, так же пешком идут по святым местам в то незаметное ныне село, где ступали люди, хоть и иной крови, чем туркмены, но творившие историю их народа, великого в те времена.
Персы видели раскрывающийся могучий потенциал туркмен, и потому горячо поддерживали их выдающихся личностей. В той поддержке не было заискивания, не было хитроумных шахматных шагов. Раз поверив в Сельджука, в его решительность, в его, удивившую тогда многих, настойчивость в еще довольно незрелом возрасте, они верили и в его потомков. Акт благословения правителей — внуков Сельджука, совершенный великим шейхом-персом в белой юрте в предгорье Копетдага, имел отзвук на многие столетия на Ближнем Востоке, в Малой Азии и в Европе. Акт благословения правителей — внуков Сельджука, совершенный великим шейхом-персом в белой юрте в предгорье Копетдага, имел отзвук на многие столетия на Ближнем Востоке, в Малой Азии и в Европе. Царь царей — такое имя получил Чагры-бек в Мерве, а Тогрул-бек провозгласил себя шахом в Нишапуре. Как утверждают классики востоковедения, «турки» (ударение на втором слоге), а именно такое политическое имя имели племена, которые в значительной массе покинули свои пастбища, увлеченные захватами земель, они и есть родоначальники великой династии сельджукских правителей, которые на месте христианской Византии основали мусульманскую страну, и дали ей свое имя «Турция». При внуке Чагры-бека правителе Меликшахе Центральная и Западная Азия, Анатолия вошли в государство Сельджуков. Многие восторгаются сериалом «Великолепный век», но сомневаются в туркменских корнях Сулеймана Великолепного, дескать, на туркменской земле только кочевники и их бараны… Парирую тем же — а куда делась великая Македония, государь которой мог завоевать весь мир?
Подтверждение у российского историка Н.В.Карамзина: «Народ, именуемый в восточных летописях гоцами, в византийских огузами или узами, единоплеменный с торками, …сей народ, под именем турков османских основал сильнейшую монархию, ужасную для трех частей света, и доныне знаменитую». Эти слова выдающегося историографа XIX века синхронны с авторами современных российских вузовских учебников. К концу XI века империя Сельджуков раскололась на две части: Восточных и Западных Сельджуков.
Напомню, а это тоже в нашу тему, что в Серахсе уже умянутый гениальный зодчий Мухаммад Атзыз построил величественный мавзолей другому хоросанскому персу известному мистику Абуль Фазл ибн Сахль ас-Серахси. В народной памяти этот шейх остался как святой Серахс-баба, а его мавзолей — тоже местом паломничества.
Официальным языком государства Великих сельджуков был персидский, но, как знаменательно, именно в это время расцветали и туркменская литература и туркменский язык. В Османской же империи государственным языком стал туркмено-турецкий язык. Все это напоминает наше время, когда туркменская культура уже больше века взаимодействует с русской культурой. Это переплетение судеб соседних народов — извечный путь развития мировых культур. Изолированность страны от влияния соседей, это путь к регрессу культуры, что мы наблюдаем, к сожалению, в современном Туркменистане.
Продолжение следует
Ильга Мехти